WWW.FST.MY1.RU

Сегодня

Добро пожаловать!

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Ðåéòèíã LegProm.Ru HotLog EOMY TOP 100 bigmir)net TOP 100 Rambler's Top100 Яндекс цитирования Участник Премии Рунета 2009 www.socio.isu.ru www.socio.my1.ru
Page copy protected against web site content infringement by Copyscape

COPYRIGHT © 2009-2013 КАФЕДРА ГОСУДАРСТВЕННОГО И МУНИЦИПАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ ИСН ИГУ





Пятница, 29.03.2024, 14:07
| RSS
Феноменология социальных трансформаций
Главная
Материалы конференций и семинаров


Главная » Файлы » МАТЕРИАЛЫ КОНФЕРЕНЦИЙ » КУЛЬТУРА И ВЗРЫВ: СОЦИАЛЬНЫЕ СМЫСЛЫ В ТРАНСФОРМИРУЮЩЕМСЯ ОБЩЕСТВЕ

Попытка применения понятия симулякра для описания образов потребления в советском и постсоветском обществах
[ Скачать с сервера (81.0 Kb) ] 07.03.2010, 20:56
Попытка применения понятия симулякра для описания образов потребления в советском и постсоветском обществах.
Ю.О. Папушина
Постановка вопроса и основные понятия 
Ж. Бодрийяр снискал большую известность своей попыткой систематизировать на фрейдо-марксистской и структуралистской основах смыслы потребления и отдельных вещей, бытующих в современном капиталистическом обществе. Кроме того, он ввел в широкий научный и околонаучный оборот понятие симулякра, знака без референта, чистого фантазма, копии без оригинала. Синтезировав две главные для творчества Бодрийяра темы, автор данного текста ставит целью продемонстрировать перспективы использования понятия симулякра для понимания смыслов и образов потребления.
Функционирование образов и знаков, которые не отсылают к реальности, не укоренены в ней, получило разработку в исторической науке (см. историю средневековых представлений в изложении Ж. Ле Гоффа [13] и Ж. Дюби) и в исследованиях общественного мнения, которые констатируют, что социальные группы часто оперируют воображаемыми конструктами [7, 8, 12]. Таким образом, предлагается рассматривать бодрийяровскую симуляцию как часть более широкого понятия «воображаемое». Такой подход позволяет вывести симулякр из сферы «эзотерического» (только для последователей и апологетов Бодрийяра) в сферу «профанного», которая в данном тексте, означает поддающегося рациональному пониманию и применению.
Российское общество находится сейчас как раз в той ситуации, когда анализ «смысла и его нарушения» [2, 15] и «истолкование их (предметов) в терминах социальной логики» [3, 18], к чему призывал Бодрийяр, являются особенно актуальными. Дело в том, что процессы трансформации, которые на протяжении 18 лет идут в российском обществе, сильно изменили сферу вещного потребления. Однако оценок того, как эти процессы повлияли на такой аспект потребления как его смыслы и образы крайне мало.
Современное российское общество характеризуется переходным образом жизни, в котором нашли место элементы, представляющие столь разные исторические эпохи, типы обществ, культур и социально-экономических систем, что они часто плохо сочетаются между собой [17, 271]. Иными словами, смысловое пространство потребления в современном российском обществе включает как смыслы и образы советского периода, так и новые элементы. Актуальность понимания смыслов потребления, свойственных переходному образу жизни, является отнюдь не сиюминутной, так как такой образ жизни может затянуться на несколько десятилетий [18, 39].
Применение понятия симулякра к анализу современного потребления в России не предполагает поиск тех же самых симулякров, которые обнаружил Бодрийяр во французском потреблении середины ХХ в. Смыслы и образы советского и постсоветского потребления рассматривались под особым углом зрения, а именно: какова в них доля воображаемого, и как оно влияет на фактическое потребительское поведение индивида.
Анализ функционирования определенного явления предполагает выделение в нем индикаторов, которые отражают наличие и выраженность изучаемого свойства. В данном случае термин «индикатор» можно использовать лишь условно, обозначая им те измерения, в которых проявляет себя искомое «воображаемое». Социологический аспект воображаемого заключается в том, что оно – «феномен коллективный, общественный и исторический», существующий как «коллективные образы», выраженные в словах и сюжетах, в идеологии, в художественной продукции и литературе [13, 10 – 11]. Применительно к социологии потребления это означает анализ смыслов потребления и идеологических смыслов, которые были выявлены в результате специальных социологических исследований, а также обращение к смыслам потребления, которые отражает художественная литература.
В защиту художественной литературы как материала для социологического анализа можно привести ряд аргументов. Во-первых, художественная литература является законным «местом обитания» воображаемого [13, 11]. Во-вторых, литературный образ вырабатывается благодаря типичности явления. В-третьих, жанровая литература, которая является наиболее читаемой в современной России [9, 63] – «буквально социально-антропологический вид литературы», по выражению Г. Любарского [4].
Данный подход предлагается как дополнение к доминирующей на сегодняшний день схеме анализа образной системы потребления. Большинство современных исследований образов и смыслов потребления основывается на изучении материалов СМИ, часто сведенных лишь к рекламным сообщениям. Однако такой подход выявляет лишь содержание сообщений, ничего не говоря о том, что именно было услышано потребителем, как воспринято и переработано. Хочется надеяться, что обращение к результатам исследований и материалам художественной литературы позволит услышать голос самого потребителя, увидеть типичные для него образы.
Источники данных
Современная социология потребления располагает определенным массивом исследований, посвященных советской идеологии потребления и смыслам потребления в советском и российском обществах [5, 6, 10, 14, 15, 16, 19, 20, 21, 22]. Выявление образов и смыслов, отсылающих к фантазмам, иллюзиям, мифам было целью анализа результатов перечисленных исследований.
В советской литературе тема потребления затронута в таких произведениях, как: Ю. Трифонов «Старик» (1978), «Обмен» (1969) и «Дом на набережной» (1976), сборник рассказов С. Довлатова «Компромисс» (1981), романы А. Кабакова «Все поправимо. Хроники частной жизни» (2004), В. Аксенова «В поисках грустного беби. Роман об Америке» (1986). Современная российская литература, затрагивающая проблематику потребления, была представлена романами С. Минаева «Духless» (2006), О. Робски «Casual» (2004) и «День счастья – завтра» (2005) и серией иронических детективов Д. Донцовой (1999 – 2008).
Безусловно, анализ смыслов и образов художественной литературы означает анализ текстов конкретных авторов, обращенных к конкретным социальным группам. Адресатом перечисленных выше произведений советских писателей была, прежде всего, интеллигенция, то есть объектом анализа являются тексты и смыслы, которые производились и потреблялись внутри этой социальной группы.
Социологические исследования показывают, что потребители современной жанровой литературы характеризуются следующими параметрами: женщины (19%), россияне с высшим образованием (25%), жители крупных и средних городов (20%), москвичи (19%), респонденты с высоким потребительским статусом (могут покупать все, кроме самых дорогих вещей) (20%). Исследователи отмечают, что интерес к современной словесности и гламурным ее вариантам проявляют чаще москвичи, молодежь и молодые взрослые (29 – 35 лет) [9, 65 – 66].
Симулякры в потребительских практиках и в чтении
Особое внимание хотелось бы обратить на тот факт, что наряду с широко известными и ставшими уже каноническими концептами мещанства, разумных потребностей и социалистического быта в рамках советской идеологии потребления функционировали и другие образы, которые являлись, по сути, симулякрами. Таковым являлся обнаруженный Е. А. Осокиной образ изобилия, которое как следовало из газетных статей, речей и кинофильмов сталинской эпохи, где-то есть [15, С. 7, 121 – 122]. Также исследовательница указывает на то, что во время индустриализации иллюзией являлась и сложная система столовых и распределителей, которая никому, кроме небольшого слоя партийно-государственной элиты не давала реальных привилегий [14, С. 73].
В. И. Ильин выделяет две иллюзии, которые оказали решающее влияние на формирование потребительских установок советского населения. Первая – провозглашение в 1961 году «программы построения коммунизма, который рисовался как потребительский рай, где бесплатно удовлетворяют все потребности населения» и определение цели производства как «максимальное удовлетворение все возрастающих потребностей людей» [11, 10]. Вторая – то, что базой для сравнения достижений СССР в области потребления были выбраны США. Поскольку СССР отставал по многим показателям, а обеспечить эффективное идеологическое манипулирование было уже невозможно в силу развития технологий, то официальный дискурс воспринимался гражданами довольно скептически, на что обращал внимание также и В. П. Аксенов, анализируя сформировавшийся у советских людей образ Америки [1, 14].
По мере изменения идеологического климата, потепления международных отношений в смысловом пространстве советского потребителя сформировался симулякр Запада. Его влияние стимулировало стремление обладать импортными товарами и способствовало развитию такой отрасли теневой экономики как фарца [16]. В то же время импортные вещи вне узкого круга их почитателей имели скорее опасные для своего обладателя смыслы: «не наш, чужой, подозрительный».
Несмотря на то, что со временем антипотребительская риторика и критика мещанства смягчилась, советские граждане демонстрировали замечательные примеры двоемыслия относительно потребительских практик. Это демонстрирует исследование Л. Н. Жилиной, в котором имеется следующий парадокс: «большинство идеологических работников считало, что в опросе 1985 года вещи признаком успеха в жизни назовут 70 – 80, а то и все 100% опрошенных» [10, 69]. Однако данные исследования показали, что доля респондентов, назвавших вещи признаком успеха в жизни не увеличилась с годами, а уменьшилась. Реакцией идеологических работников на эти данные было либо неверие в них, либо интерпретация их как «выражения «идеологизированного сознания»» [10, 131]. А. Тихомирова также обращает внимание на то, что «самоидентификация (советских женщин – Ю. П.) осуществлялась противопоставлением культурного капитала экономическому с подчеркиванием незначимости последнего» [19]. Таким образом, материализм 1970 – 1980-х годов замалчивался в самопрезентациях, которые озвучивались в процессе интервью и заполнения анкет.
Сопоставление результатов двух исследований, близких друг другу по времени, Б. А. Грушина и Л. Н. Жилиной, позволяет увидеть существенную разницу между потреблением квалифицированных промышленных рабочих и ИТРов и тем же потреблением, но по всем группам населения, включая колхозников [6, 340 – 355; 10]. Таким образом, налицо дифференциация уже не только между властной элитой, приближенными к ней группами и остальные слоями населения, но между работниками промышленных предприятий и колхозниками. Однако, несмотря на значительное неравенство в потреблении, советское общество воспринималось как мало дифференцированное. Эта иллюзия существовала благодаря, во-первых, поддержанию неравенства «в рамках приличий», во-вторых, практике сокрытия того, что потребление некоторых социальных групп было значительно богаче и разнообразнее, в-третьих, идеологическому дискурсу, основанному на идее бесклассового общества [18, 276]. Восприятие советского общества как менее дифференцированного повлияло в дальнейшем на то, что дифференциация постсоветского общества была воспринята гражданами очень остро.
Остановимся подробнее на симулякре Запада, чья длительность существования и сила воздействия на потребительское поведение отдельных групп, делают его особенно значимым. Просуществовав несколько десятилетий, он не исчез до сих пор, хотя и сдал свои позиции симулякру богатства, о котором мы будем говорить ниже.
Поместив описанные в произведениях В. П. Аксенова, Ю. Трифонова, А. Кабакова, С. Довлатова потребительские практики, связанные с доставанием и потреблением импортных вещей, в контекст стратификации советского общества можно увидеть, что симулякр Запада был тесно связан с потреблением элиты и тянущихся к ней образованных групп. Потребление элиты можно описать как аутентичное, а потребление остальных групп – как симулятивное (в терминах Бодрийяра). Имеется в виду, что элита потребляла вещи, действительно произведенные и привезенные с Запада, а тянувшиеся к этому уровню потребления группы – суррогаты, пошитые местными умелицами с картинок из журналов и «с кино». Однако обе группы потребляли смыслы, то есть свое отношение к Западу, соответствие группе (реальной или той, к которой стремились), негласный протест.
На этой почве возникла специфическая форма персонализации вещей, характерная для советских потребителей: создание якобы промышленно произведенных вещей, обладающих большой символической ценностью. Свитера и юбки вязались «с кино» и обзаводились фальшивым лейблом «под фирму», в подпольных ателье шилась одежда по лекалам распоротых импортных товаров, индийские джинсы доводились до «фирменного вида» с помощью отбеливателя, советская техника самостоятельно совершенствовалась под «хай-фай» и тому подобное. Умение искусно создать эрзац статусного символа было одним из важных социальных навыков» [5].
Исследуя потребление одежды в российской провинции в 60-80-е гг. ХХ века, А. Тихомирова выявила более широкую тенденцию: чем географически «дальше» и «недоступнее», тем «престижнее». Потребляя импортные товары, чаще всего, одежду и косметику, советские граждане осуществляли знаковое освоение мира, который не могли освоить реально.
Максимальной в пространстве провинциального города была знаковая ценность вещей из других регионов и стран. Отсюда происходила и высокая знаковая ценность (Тихомирова использует термин «дистинктивная значимость») импортных вещей. В соответствии с этим принципом одежда из стран Западной Европы ценилась выше, чем одежда из стран СЭВ. Кроме того, в этом исследовании появляется образ столицы, который потреблялся в вещах, на экране и в прессе, тиражировался в результате на всю страну. Столица воспринималась как «совершенно далекая и недостижимая» [19].
Трансформации, пережитые российским обществом за годы реформ, не могли не отразиться на смыслах потребления. Налицо две тенденции в развитии смыслов потребления в современной России. Первая – преемственность советским представлениям и смыслам. Она проявилась, как только повысился уровень жизни, и появилась возможность потреблять больше и разнообразнее. Во многом сохраняется советское понимание роскоши, а также географическая родина вещи (страна происхождения бренда) как источник ее знаковой ценности. Вторая, видимо, сформировавшаяся под влиянием поляризации общества, появление образа потребления новых богатых, который организован вокруг больших расходов и бездумной смены вещей [22].
Тенденцию понимания богатства как центрального образа современного российского потребления поддерживает и современная российская литература. Речь идет о массовой жанровой литературе, на которую в последнее время перешли почти все социальные группы [9, 63]. Количественный стиль потребления, подробно описанный С. А. Ушакиным в его исследовании 1997 г. [22], с акцентированием стоимости товаров и услуг характерен для детективов Д. Донцовой, романов О. Робски и С. Минаева. Читатели этих романов не только готовы потреблять симулякры жизни богатых и очень богатых, но и платить за это. Безусловно, восприятие и оценку текстов Минаева, Робски и Донцовой читателями необходимо еще оценивать и изучать, так как их популярность была во многом связана с грамотной кампанией продвижения. Однако сам факт вложения денег в распространение подобных смыслов и образов очень показателен.
Особенностью современной российской литературы о потреблении (по сравнению с современной западной литературой, представленной произведениями Ф. Бегбедера, С. Кинселлы, Л. Вайсбергер, К. Орбэн и других) является то, что, во-первых, в ней изображается потребление богатых и очень богатых, в то время как западная литература обращается к теме массового потребления «среднего» гражданина; во-вторых, это литература, воспевающая потребление, а не критикующая его. Возможно, объяснение кроется в том, что массовое потребление в стране, где наиболее частой оценкой уровня потребления является недостаточное или малообеспеченное [21, 131 – 132], просто не дает авторам подходящего материала. Отсюда вывод о том, что общество потребления не является в России развитым настолько, чтобы его негативные стороны и проблемы можно было критиковать или высмеивать, для большинства населения оно – предмет мечтаний, а не «суровая реальность».
Сопоставление результатов исследований советских и постсоветских потребителей показывает, что здесь симулякр богатства не вытеснил полностью симулякр Запада, во всяком случае, для исследованных групп. Советские и постсоветские образы и смыслы в фактическом потреблении сосуществуют [20]. В художественной же литературе, затрагивающей проблемы потребления, симулякр Запада уступил место симулякру богатства. Рискнем предположить, что это является отражением, пока, возможно, только формирующейся, системы потребительских ориентиров читающих групп.


Список использованной литературы: 
1. Аксенов В. П. В поисках грустного беби. Роман об Америке // Независимый литературно-художественный и общественно-политический альманах «Конец века». М.: - 1991. С. 5 – 123.
2. Бодрийяр, Ж. К критике политической экономии знака / Пер. с фр. Д. Кралечкина. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Библион – Русская книга, 2004. – 304с.
3. Бодрийяр, Ж. Система вещей / Пер. с франц. С. Зенкина М.: Рудомино, 2001. – 219с.
4. Взаимовлияние жизни и литературной фантастики. «Круглый стол» на конференции «Басткон» // Социальная реальность. 2007. № 6. http://socreal.fom.ru/?link=ARTICLE&aid=391
5. Герасимова, Е., Чуйкина, С. Общество ремонта // Неприкосновенный запас. 2004. № 2. http://magazines.russ.ru/nz/2004/34/ger85.html
6. Грушин, Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времён Хрущёва, Брежнева, Горбачёва и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 1) – М.: «Прогресс-Традиция», 2003. – 448 с.
7. Дубин Б. Запад для внутреннего употребления: образ «другого» в структуре коллективной идентичности // Дубин Б. Жить в России на рубеже столетий. Социологические очерки и разработки. – М.: Прогресс-Традиция, 2007. С. 312 – 331.
8. Дубин Б. Лицо эпохи. Брежневский период в столкновении различных оценок // Дубин Б. Жить в России на рубеже столетий. Социологические очерки и разработки. – М.: Прогресс-Традиция, 2007. С. 384 – 404.
9. Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Чтение и общество в России 2000-х годов // Социологические исследования. 2009. № 7. С. 61 – 77.
10. Жилина, Л. Н. Потребности, культура потребления и ценностные ориентации личности. Социологический аспект / Л. Н. Жилина; Акад. обществ. наук при ЦК КПСС М. : АОН , 1988 - 220 с.
11. Ильин, В. И. Общество потребления: теоретическая модель и российская реальность // Мир России. 2005. Т. XIV. № 2. http://www.hse.ru/journals/wrldross/vol05_2/ilyn.pdf
12. Кертман Г. Эпоха Брежнева – в дымке настоящего // Социальная реальность. 2007. № 2. http://socreal.fom.ru/?link=ARTICLE&aid=282
13. Ле Гофф, Ж. Средневековый мир воображаемого: Пер. с фр. / Общ. ред. С. К. Цатуровой. – М.: Издательская группа «Прогресс», 2001. – 440 с.
14. Осокина Е. А. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения. 1928 – 1935 годы. – М.: Изд-во МГОУ, 1993. – 144 с.
15. Осокина, Е. А. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927 – 1941. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОСПЭН), 1997. – 271 с.
16. Романов, П., Ярская-Смирнова, Е. Фарца: подполье советского общества потребления // Неприкосновенный запас. 2005. № 5. http://magazines.russ.ru/nz/2005/43/ro12-pr.html
17. Рывкина Р. В. Образ жизни населения России: социальные последствия реформ 90-х годов / Социс. 2001. № 1. С. 32 – 39.
18. Рывкина, Р. В. Социология российских реформ: социальные последствия экономических перемен: Курс лекций. – М.: Издательский дом ГУ – ВШЭ, 2004. – 440 с.
19. Тихомирова, А. В 280 километрах от Москвы: особенности моды и практик потребления одежды в советской провинции (Ярославль 1960 – 1980-е годы) // Неприкосновенный запас. 2004. № 5. http://magazines.russ.ru/nz/2004/37/tih16.html
20. Тихомирова, А. Советское в постсоветском: размышления о гибридности современной российской культуры потребления одежды // Неприкосновенный запас. 2007. № 4. http://magazines.russ.ru/nz/2007/54/ti10.html
21. Тихонова Н. Е. Социальная стратификация в современной России: опыт эмпирического анализа. – М.: Институт социологии РАН, 2007. – 320 с.
22. Ушакин, С. А. Количественный стиль потребления в условиях символического дефицита // Социологический журнал. 1999. № 3 – 4, http://www.socjournal.ru/article/266
Категория: КУЛЬТУРА И ВЗРЫВ: СОЦИАЛЬНЫЕ СМЫСЛЫ В ТРАНСФОРМИРУЮЩЕМСЯ ОБЩЕСТВЕ | Добавил: Админ
Просмотров: 2387 | Загрузок: 689 | Рейтинг: 5.0/1 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

COPYRIGHT © 2024 КАФЕДРА РЕГИОНОВЕДЕНИЯ И СОЦИАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ ИСН ИГУ